Author: Константин Асимонов

LXXII.

Он открыл глаза в незнакомой комнате. «Где я? – мышкой юркнула первая мысль, и ее тут же догнала вторая: – Кто я?» Кровать была мягкой, удобной на ощупь, не опасной. Не тюремной койкой. Не жестким деревом скамейки. Небольшая комната находилась в полумраке, но были видны шкафы, дверь, столик, кресло. Обычная мирная мебель. Он почувствовал напряжение в теле, мышечный спазм, возбуждение. Откинул одеяло. Ниже пупка, вместо пениса, у него торчал причудливый черный гриб с небольшой шляпкой. Он осторожно дотронулся до него и уколол палец. Сверху из гриба выпирал острый шпиль, и вообще это был не гриб, а словно какое-то строение, башня. Черная Башня Осткройца. Что это значит? Он посмотрел на уколотый палец: на подушечке выступила капля крови, она медленно стекала вниз, окрашивая лабиринтообразный узор, заполняя ложбинки и дорожки. Он сунул палец в рот. Кровь была на вкус сладкая, как вино.

В дверь вошли две женщины, Оксана и Лу.

«Кто это?»

– Арк! – воскликнула Лу и подбежала ближе, и только в этот момент дамбу его сознания прорвало, воспоминания влились в него ревущим потопом, и Арк пришел в себя.

И первым делом стыдливо закрылся одеялом.

Оксана подошла ближе, Лу осторожно обняла его.

– Арк? – повторила она.

– Привет, Лу. Я в порядке. Кажется…

Обе улыбнулись.

– Как плечо?

Арк посмотрел на Оксану, потом вспомнил, коснулся правого плеча, поморщился.

– Как будто должно сильно болеть, но не болит. Вообще не чувствую.

– Я заморозила тебе нервные окончания. Заклинание спадет, и плечо заболит, но, насколько я могу судить, руку ампутировать не нужно.

– А был такой шанс?

– Да.

– Арк, ты не представляешь, сколько Оксана для тебя сделала, – сказала Лу. – Больше, пожалуйста, не падай в Шпрее.

– Не буду. Спасибо, Оксана. Я в очередной раз перед тобой в неоплатном долгу.

– Посмотрим, – туманно произнесла Оксана и вышла из комнаты.

Арк нахмурился, секунду о чём-то вспоминал, потом повернулся к Лу:

– Где Карман?

– В кирхе остался. С ним всё в полном порядке, как будто и не было ничего.

– А где бюст Нефертити?

– У Доротеи. Эту часть контракта ты выполнил. Все в полном восторге.

– Который сейчас день?

– Десятое января. Еще есть несколько дней до срока, назначенного Советом. Пшигода сейчас выясняет остальное. Мы успеваем, Арк.

– Хорошо, – Арк откинулся на подушку. Приятно, когда можно положиться на друзей.

– Отдыхай.

– Я же у Оксаны, да? На Алексе?

Лу кивнула.

– Я думаю, что смогу уже сегодня пойти домой. Уже сейчас.

– Хорошо, только оденься. Вещи вон в том шкафу. Я снаружи подожду.

Лу вышла, и Арк встал. Первым делом посмотрел вниз: всё нормально, ни башен, ни грибов. Всё как обычно. Прихрамывая, он подошел к шкафу, достал незнакомые штаны, белье, рубашку, носки. На гвозде висело длинное шерстяное пальто. Внизу стояли зимние ботинки. Он медленно оделся. Завязывать шнурки было неудобно: правая рука всё-таки саднила, и пальцы шевелились не так легко. Он вышел из комнатки, в коридоре Лу о чём-то говорила с Оксаной. Последняя внимательно осмотрела Арка сверху донизу и вроде бы осталась довольна.

– Я нашла два велосипеда, – сказала Лу. – Думаешь, справишься?

– Да тут ехать пять минут. Пошли. Спасибо большое, доктор. Сколько я должен?

– Тут всё улажено, – странным тоном произнесла Лу. – Пойдем, по дороге объясню.

Они спустились по лестнице. Лу норовила помочь, но Арк без особых проблем справился сам. Тело было уставшим, затекшим, но работало нормально. Они вышли из госпиталя и сели на велосипеды.

– О черт! – вдруг сказала Лу. – Статуи.

– Какие статуи?

– Три статуи из музея Боде. Сильнющие. Доротея их нам передала в качестве оплаты, мы их использовали, чтобы вытащить тебя из Шпрее, но даже двадцатой части их не выбрали. А потом отнесли сюда. Я думала, они могут понадобиться Оксане, но не понадобились.

– Ну и ладно, давай сейчас их не потащим.

– Ладно, я Пшигоду попрошу. Поехали.

Ехалось медленно, но это было лучше, чем идти. На улице было холодно, но Арку это нравилось. Январский ветер овевал лицо, смывая с него ощущения пребывания в госпитале.

– Так что с оплатой Оксане?

– Оказалось, за нас уже заплатили.

– Кто? Это должны быть безумные богатства.

– Не знаю, – ответила Лу и нахмурилась. – Мне это очень не понравилось.

Арк кивнул. Они ускорились и покатили в сторону кирхи. Телебашня Александрплатц нависала над ними очень высоким грибом на очень тонкой ножке.

Read more >

LXXI.

Янек оделся, и они вышли из номера. Поговорив с хозяйкой борделя и получив плату за вечер, Янек кивнул Пшигоде, и они спустились на улицу.

– Придется подраться, – сказал Янек.

– В смысле?

– Увидишь.

Снаружи было еще более пусто, чем раньше. Комендантский час начался. Янек с Пшигодой быстро шли, прячась в тени домов и избегая широких улиц и открытых пространств. Пару раз пришлось переждать, пока мимо ковылял дуболомский патруль.

Наконец Янек остановился, выглянул за угол и спросил:

– Видишь их?

Пшигода высунулся на секунду, оценил обстановку. Там стояли два дуболома, с виду не отличимые друг от друга. Их двухметровые фигуры мерно покачивались на ветру.

– Левый – это Листочек. Он нам нужен, я его беру на себя. Правый – то ли Желудь, то ли Корица, отсюда не вижу. Его нужно вырубить.

Пшигода развернул полу своего длинного пальто. Там, вися на аккуратной петле, поблескивал в свете фонаря небольшой, но острый на вид топор.

Янек быстро замотал головой:

– Никаких топоров, никакой трухи. Только в нокаут отправить. Нам надо поговорить с Листочком без свидетелей, и нужно, чтобы у него было алиби.

Янек присел на корточки, покопался в ближайшей кочке. Выудил оттуда два куска асфальта. Протянул Пшигоде тот, что поменьше.

– Листочка нужно будет напугать, а потом подкупить. Тогда точно всё выложит. Если по-тихому, то за пару минут управимся.

Они выбежали из-за угла, как две тени. Янек несся почти бесшумно. Пшигода тоже старался не топать, но кожаные ботинки на толстой подошве даже на траве шумели как черти. Дуболомы не отличались особым слухом, но вибрации земли ловили хорошо. Вот и сейчас оба обернулись, когда их с нападавшими разделяло метров десять. Пшигода этого момента ждал и кинул свою каменюку в правого дуболома. Угодил точно в широкое место между дуплами глаз. Те сразу стали закатываться, раздался треск, а потом на дуболома всем весом налетел Пшигода. Топор он всё-таки достал и ударил противника обухом несколько раз сбоку, по выступам в крепком на вид, покрытом корой стволе. Топор оставил ощутимые вмятины. Дерево под Пшигодой как-то расслабилось, опало, и он понял, что свою задачу выполнил. Янек уже сидел верхом на Листочке.

– Что вы делаете? – прошелестел тот. – Корицу вообще срубили, колбасники.

– Извини, – сказал Янек, вставая с поверженного врага. – Я сам не рад. Моему товарищу тут узнать кое-что нужно было.

Листочек со скрипом поднялся, отряхнул опавшие листики. Он выглядел относительно молодым дуболомом, с тонким стволом и небольшой ровной кроной. Его глазки, похожие на мокрые сучки, быстро перебегали от Янека к Пшигоде. Тот, развалясь, сидел на своем бревне, поигрывая топором. Достал самокрутку, высек искру из большого пальца, закурил.

– Это тут вообще нельзя, – жалобно произнес Листочек. – Неуважительно и незаконно.

– Колись, липа, – потребовал Пшигода.

– А мы тебе заплатим, – сыграл в хорошего полицейского Янек.

– Что вам нужно?

– Кто из людей переехал в Рощу за последние полгода?

– Ох, – Листочек взмахнул ветвями. – Кто же их всех упомнит?

Пшигода надолго затянулся. Листочек как загипнотизированный смотрел на тлеющий кончик самокрутки.

– Месяца три назад в Рощу перебралась девушка по имени Карин, – наконец сказал дуболом. – Ей жених дал денег и исчез. До этого фермер один, Захария, переехал, новый сорт голубей вывел и на этом поднялся. Еще профессор нематологии там поселился, фон Штейниц. А совсем недавно, недели три назад, целая семья туда перебралась, не помню, как зовут. Они сами богатые были, из Шарлоттенбурга переехали. Кажется, всё.

– Что за профессор?

– Нематологии.

– Что изучает?

– Не мат?.. – дуболом искренне запнулся.

– Деньги у него откуда?

Листочек потупился.

Пшигода затушил окурок каблуком, убрал в карман, не желая оставлять улик, и снова взял в руки топор. Листочек физически не мог бледнеть, но Пшигода был готов поклясться, что его кора посветлела на несколько оттенков.

– Я слышал… – промямлил Листочек и замолчал.

– Ну, давай, родной, – Янек вытащил из кармана брюк старую садовую тяпку с красивым узором. На эту тяпку можно было несколько недель прожить на Александрплатц.

Листочек еще немного потряс кроной, потом сказал:

– Танненбаум его сам пустил, без денег. Почему – не знаю, хоть рубите.

Пшигода кивнул Янеку. Тот отдал дуболому тяпку, и та моментально скрылась в листве. Листочек, кряхтя, лег на траву, притворяясь тяжело раненым. Друзья быстро покинули место преступления и, стараясь избегать встречи с другими патрулями, пошли к Янеку.

Жил он на окраине Цоо, в однокомнатной квартире с маленькой кухонькой. Это на самом деле был неплохой вариант из того, что было доступно. Шикарных хором в Цоо не было вообще, и большинство людей делили друг с другом коммуналки.

– Что думаешь? – спросил хозяин, разливая водку. Водка на Цоо была поганая, отдавала картошкой, но альтернатив не было. Пришлось пить.

Пшигода сделал глоток, откашлялся и закусил стеблем сельдерея.

– Завтра в Рощу пойду, – заявил он.

– Опасно.

– А что делать? У каждого своя работа.

Янек немного надулся, но потом выпил еще рюмку и оттаял.

– Давно не заходил, – как бы между делом сказал он.

– Спокойной ночи, Янек, – пробормотал Пшигода, откинулся на хлипком кухонном стуле и, ежеминутно рискуя грохнуться на пол, захрапел.

Read more >

LXX.

Пшигода вышел на площадь с разрушенной церковью, пересек ее по центру и вошел в высотное здание. Лифт не работал, и он по лестнице поднялся на четвертый этаж. Дверь открыл охранник. Узнав запыхавшегося Пшигоду, он посторонился, и тот вошел в хорошо знакомый бордель.

Конечно, большинство подобных заведений Берлина концентрировались в Кройцберге. Но на Цоо вечно собирались наемники, и многие из них не желали тратить время на дорогу. Так, повинуясь неумолимым законам рынка, появилась «Манжетка» – бордель быстрого обслуживания, без роскошных балдахинов и бархатных занавесок. Мало кто задерживался тут дольше абсолютно необходимого.

Хозяйка фастфудного борделя, Вёльва, приветливо помахала Пшигоде:

– Давно не заходил! Подружку завел?

Пшигода кивнул и почувствовал неожиданное и труднообъяснимое чувство гордости.

– Янек? – спросил он.

Вёльва, высокая статная брюнетка за сорок, картинно всплеснула руками, а потом махнула в сторону коридора. У себя, значит.

«Манжетка» занимала два этажа бывшего отеля. Миновав череду однотипных дверей с номерами, Пшигода остановился у № 443. Громко три раза постучал. Подождал с минуту. Дверь распахнулась, и из комнаты выбежали две избирательно одетые девушки, оставив дверь нараспашку. Янек распластался на кровати, являя Пшигоде и миру свои сокровища.

В прошлой жизни он был приятелем Пшигоды, часто работал с ним на одних стройках. Смещение не прошло для него даром, и его тело трансформировалось: у него выросло четыре дополнительных пениса и три вагины. Как и многие другие трансформанты, первые пару лет он сходил с ума, привыкал к новому телу, психологии, либидо, гормональному фону. Работая вместе с Пшигодой антикваром, тратил все деньги на утоление невероятным образом выросших сексуальных потребностей. Смирившись, работал проституткой, перебрался в Кройцберг. Потом нашел себя и стал тренером для девушек и юношей, которые желали по-настоящему зарабатывать подобным образом жизни. Прославился на весь Берлин, мгновенно разбогател и ушел на покой на Цоо, где, впрочем, тоже работал не покладая рук, поскольку физиологические аппетиты у него так и не убавились. Как приятель Пшигода немного сочувствовал Янеку из-за его неизлечимой мании. Как у мужчины Янек вызывал у него безграничное уважение и толику любопытства.

– Ирджих! – закричал его друг, вскакивая с постели, даже не надев халат. Рассинхронизированные движения его в разной степени напряженных частей тела поставили бы в тупик даже опытного часовщика.

– Привет! – сказал Пшигода.

– Ты чего тут делаешь? Комендантский час скоро. Если еще не начался.

– Мне нужны ночлег и услуга. Второе важнее.

– Начнем со второго.

Пшигода покопался в кармане пальто и достал сложенный лист бумаги с карандашным наброском портрета Клауса.

– Помнишь взрыв на Поезде?

– Несколько месяцев назад? Конечно, главное событие прошлого года.

– Он погиб в этом взрыве. Зовут Клаус, он с Осткройца, но ехал отсюда. Мне нужно знать, чем он тут занимался.

– Он как-то связан со взрывом? Если с Осткройца…

– Может быть. Я стараюсь выяснить.

– Сложно… В октябре, да? Четыре месяца назад. Очень сложно.

– Мы думаем, что он у кого-то узнал нечто очень важное. Из-за чего его могли убить.

– Это может упростить работу.

– Кто тут торгует информацией?

– Тут все торгуют всем. В основном, своим прошлым. Очень трудно угадать, какая именно информация будет действительно ценной. Недавно вон мужик – был никем до Смещения, водопроводчиком муниципальным. Заикнулся о том, что лет десять назад провалился в какой-то люк в какой-то древней трубе. По пьяни сболтнул. Это один услышал, потом второй, дошло до дуболомов, потом до Танненбаума. И нашли в этой трубе какой-то запас артефактов. Вроде в один из домов нетронутых поднялись по трубам, а там куча добра лежит.

– А водопроводчик что?

– Пропал. Может, убили на всякий случай. А может, в награду в Рощу перевели. Слухи разные ходят.

– Интересно, – сказал Пшигода. – Может, посмотреть, кто еще недавно в Рощу перебрался?

– Это можно, – ответил Янек. – Если есть, чем заплатить.

Read more >

LXIX.

Пшигода перешел несколько улиц, миновал разрушенную церковь, служившую неформальным центром Цоо, свернул направо, потом еще раз, в переулок. Вытер ноги о коврик из мха, отодвинул в сторону гигантский лопух и спустился по скрипящим под ним ступенькам. Бар «Лопух и Клен» занимал большое полуподвальное помещение жилого дома. Как и полагалось, внутри было темно и затхло, пахло прокисшим пивом, землей и сырыми опилками, в изобилии покрывавшими пол. За стойкой бара росло причудливое ветвистое дерево и о чём-то болтало с посетителями.

– Привет, Клен, – поприветствовал его Пшигода.

– Привет, Пшигода, – ответил бармен. Голос у него был, за неимением лучшего термина, деревянный. – Так вот, – продолжил он, пока вошедший по привычке с опаской примеривался к барному стулу. При размерах Пшигоды любой хлипкий предмет мебели мог под ним просто развалиться. – Три года я дуболомил. Не срок, скажете? Ну, может быть. Но надоело это мне хуже вырубки. И пошел я к Танненбауму в корни кланяться: так мол и так.

– Мне бы поесть чего-нибудь, – сказал Пшигода, который слышал эту историю уже несколько раз.

Клен махнул ему листиками и продолжил рассказывать. На кухоньке позади барной стойки зашкворчало – два молодых отростка принялись за работу. Боковая ветка Клена разливала пиво.

Ожидая свой заказ, Пшигода с интересом рассматривал других посетителей. Бар был на удивление пуст – за стойкой кроме него сидели всего двое: молодой парень с жестким лицом, по виду из бывшей Восточной Европы, и мужичонка лет шестидесяти, которого Пшигода уже видел тут раньше. Поэтому рассказ Клена предназначался для парня. Значит, он тут новенький. Может, что-то по неопытности и сболтнет.

Пшигода сделал богатырский глоток из огромной деревянной кружки и прислушался к беседе.

– А у Танненбаума правило такое: если ты не дуболом, а честное дерево, изволь, как все, корни в землю. Нечего, мол, шляться, неприлично. Думал я, как поступить, и тут на Лопуха набрел. А он и говорит: «Родной! Давно мечтал бар открыть…»

– Ну и как оно тут? – спросил молодой посетитель. – Заработок идет?

– На жизнь хватает. Вон, поросль молодую воспитываю, – Клен кивнул кроной в сторону кухни.

Пожилой посетитель молча пил. Пшигоде принесли еду – стейк из голубя с овощным рагу. Цоо поставлял овощи всему Берлину и много на этом наваривал, из-за чего терпимо относился к приему их в пищу. Чистое вегетарианство считалось тут чем-то неприличным, вроде извращения, и даже салат из огурца было принято заедать беличьим беконом.

– А ты тут как устроился, дедуль? – спросил молодой у пожилого.

Тот крякнул, одним глотком осушил кружку и жестом заказал еще одну.

– Я до Смещения важным делом занимался, – сказал он. – А сейчас смех один, кое-как перебиваюсь. Иногда вот что-то перепадает, с этого и живу.

– А дорого тут? Я думал из Моабита сюда перебраться.

– Дорого и неспокойно, – буркнул пожилой. – И места мало, я-то знаю.

Что-то щелкнуло в голове у Пшигоды, и он вспомнил соседа по барной стойке. Он действительно иногда заявлялся в «Лопух и Клен», угощал других, сорил деньгами и надирался до неприличия. А потом, видимо, деньги у него подходили к концу, и он возвращался к своему обычному мизантропическому и бедному существованию. В один из таких «богатых» приходов он поделился с присутствующими, что до Смещения работал клерком в офисе городского планировщика. Сейчас же плечи у него были поникшие, пил он пиво, а не дорогой досмещенский коньяк, и поэтому можно было предположить, что он опять на мели.

Общительный молодой посетитель понял, что от пожилого многого не добиться, и переключил внимание на Пшигоду.

– А ты, мужик? Давно тут живешь?

– Недавно. Работу тут ищу.

– А что ты делаешь?

– А сам не видишь?

Молодой хихикнул, поднял стакан с пивом, отхлебнул. Видно было, что нашел коллегу по цеху.

– Месяца три назад, – продолжил Пшигода, – меня моя краля стала есть: заработай да заработай. Я говорю: «Что мы тут, в Кройцберге, уже заработаем? У меня руки, у тебя ноги, вот и всё». А она говорит, что в Цоо ее подружка за одну ночь разбогатела. Хахаль ейный большое дело провернул. И ей перепало.

– Это Карин, – кивнул парень с видом опытного знатока. – Ее тут все знают. Только ее хахаль прячется теперь. Видимо, разозлил кого-то. И откуда деньги, она не говорит.

– И я бы прятался, – сказал Пшигода. – Никакая Карин не нашла бы.

Они выпили еще по одной, и Пшигода, угрожающе покачиваясь, как колокол после звона, встал со стула. Кивнув Клену – его кредита вполне хватило на ужин с выпивкой, – спотыкаясь и чертыхаясь себе под нос, он выкарабкался наверх, в прохладу ночного города. Дальше шел уже нормальным быстрым шагом, твердым и уверенным. Комендантский час должен был вот-вот наступить, и нужно было срочно найти Янека.

Read more >

LXVIII.

Поезд, скрипнув, остановился, раскрыл двери, и грузная нога Пшигоды в высоком кожаном ботинке ударила в перрон Цоо. Пшигода хорошо знал эту станцию и ее обитателей и теплых чувств к ним не питал. Было какое-то трудноуловимое различие между Цоо и Алексом: казалось бы, две огромные жилые зоны, обе формально нейтральные, обе под патронажем могущественных колдунов. Но Алекс был зоной условной свободы, Александр не вводил свои правила, не следил за порядком и в целом отпустил поводья контроля, из-за чего всё это, как на американском фронтире, приходилось делать самим живущим там людям, что создавало атмосферу ответственности. Цоо же был владением Танненбаума, именно здесь был один из двух официальных входов в его Рощу, растянувшуюся вдоль южного берега Шпрее от бывших Бранденбургских ворот до Шарлоттенбурга. Цоо представлял собой как бы гетто на окраине Рощи, специальный ее отросток, в котором позволялось жить кому угодно, но который всё равно существовал под строгим надзором растений. Порядок в зоне наводили сотворенные, а может, и выращенные Танненбаумом деревянные големы, прозванные в народе дуболомами, но справлялись со своей задачей они из рук вон плохо, в большинстве своем были тупы и ленивы, а кроме того, были донельзя коррумпированы, или, как тут говорили, «трухлявы». В результате тебя с примерно равной вероятностью могли ограбить и на Алексе, и на Цоо, но на Цоо это могли сделать еще и представители власти. В общем, на Алексе атмосфера была поприятнее.

А вот застройка на Цоо была гораздо свободнее, чем на Алексе, и вообще по площади бывший центр Западного Берлина давал бывшему центру Восточного сто очков вперед. Тут все жили в квартирах, никому не приходилось ютиться в палатках и караванах. Улицы и привокзальная площадь поэтому казались более пустыми, хоть и засаженными различными деревьями и кустами. Вместо мостовой везде был травяной ковер. Какой-то шутник прозвал Цоо «легкими Берлина» – зелени тут действительно было навалом, а кроме того, абсолютно запрещалось курить. Хотя хотелось страшно.

Пшигода достал из необъятного пальто маленький, тонущий в его ладони блокнот и сверился со своими записями: «Сначала, значит, в бар, потом в бордель, а потом, если время будет, и в казино. Сколько работы, kurva, сколько работы…»

До комендантского часа, когда на улицу позволялось выйти, только если ты сделан из целлюлозы, оставалось еще совсем немного времени, и Пшигода предполагал, что ему, вдобавок ко всему прочему, придется тут переночевать. Его местные подружки по понятным причинам перестали быть реалистичными вариантами, значит, нужно было найти еще и Янека и перекантоваться у него. Кроме того, хорошо было бы чем-то перекусить. Ему предстоит умственная работа, а она всегда вызывает аппетит. Значит, сначала точно бар.

Read more >

LXVII.

Лу отмотала время немного назад и поймала момент, когда новый пассажир смотрел точно на них. Пилар заскрипела карандашом, а Пшигода тем временем попытался вспомнить… Он видел его где-то на Цоо, но где именно? И в каком контексте?

Пилар закончила, и время потекло дальше, словно замедленное кино. Взгляд в окно, потом взгляд на Клауса. Узнавание в глазах. Сумка тяжело падает на пол, и в это же самое время Клаус достает из недр своих обносков жезл. Успевает поставить защитное поле за секунду до того, как человек со шрамом стреляет ему в лицо из черного матового пистолета. Пули рикошетят и летят по всему салону, задевая других пассажиров, поднимая панику и, наверное, крики. «Окно» не передает звуки, но чуть заметно вибрирует, откликаясь на самые громкие. Дальше всё идет еще быстрее, и Лу приходится изо всех сил сдерживать поводья убегающего вперед времени. Она тормозит время еще сильнее, растягивая каждую секунду в несколько раз, чтобы другие ничего не пропустили. Пилар бешено скрипит карандашом, зарисовывая положения фигур, изменения мизансцены, нанося на бумагу этот странный схематичный комикс. Клаус моментально ставит еще одно поле – на этот раз прямо около нападающего. Оно пружинисто отталкивает его, впечатывает в дальнюю стену вагона. Клаус встает, у него в руках уже два жезла. Вторым он открывает портал прямо над головой упавшего противника. Оттуда нестерпимо пышет пламя. Человек со шрамом обгорает, но пальто защищает его от основного ущерба. Он вскакивает на ноги, стряхивая с себя языки пламени, и вдруг поворачивается и снова смотрит в окно. Сквозь стекло прямо на Лу, Акхила, Пилар и Пшигоду. Последнему уже начинает казаться, что Лу снова полностью остановила время, но всё остальное двигается. Это просто человек со шрамом застыл в ожидании чего-то и не шевелится. За его спиной открывается еще один портал, к нему уже тянется смутно различимое щупальце, но уже поздно. Человек со шрамом смотрит на сумку на полу, и она взрывается. В «окне», как в калейдоскопе, смешиваются и сталкиваются фрагменты реальности, вспышки яркого света, клубы дыма, всплеск острых углов.

Заклинание кончилось. По стеклу паутинкой побежали трещины. Лу в изнеможении упала на колени.

Все присутствующие были истощены. Мозги Пшигоды отказывались работать, фокусировались то на одном обрывке мыслей, то на другом, избегая целого. Все разошлись по углам зала, чтобы немного прийти в себя и отдохнуть. Пшигода, развалившись, лежал в кресле и мучительно вспоминал, где он мог видеть этого мужика со шрамом. Точно не на Алексе, почти наверняка на Цоо. Один из наемников, которые собирались там толпами? Но какой смысл наемнику быть камикадзе? В этом взрыве не выжил никто. Никакое пальто, даже самое защищенное, даже проложенное хоть само́й Туринской плащаницей, не могло спасти ему жизнь, и это должно было быть очевидно любому, кто имел дело с боевым колдовством. Он сам активировал заряд именно в тот момент, когда Поезд проехал мимо музея Боде. Мотивация вообще не понятна.

Пшигода встал, подошел к отдыхавшей на диване Лу. Украдкой погладил ее по руке. Та улыбнулась, сжала его мясистую ладонь в ответ.

– Давайте поужинаем, – громко сказала она. – И обсудим.

Жадно вгрызаясь в ляжку белки, Пшигода пересказал команде свои мысли.

– Может быть, его семью держат в заложниках? – предположил Акхил.

– Вряд ли, – Лу откусила большой кусок горячей запеченной картофелины. Остальные вежливо дали ей прожевать. – Я думаю, пару месяцев назад в Цоо появилась очень богатая девушка. Слегка печальная, но очень богатая.

– У меня много друзей в Цоо, – сказал Пшигода. – Это будет нетрудно выяснить.

– Меня больше заинтересовал Клаус, – сказала Пилар. – Он явно был там один. Неужели он просто случайно выбрал Поезд, а тем более вагон, который потом взорвался? Он, может быть, и не взрывал его сам, но точно каким-то образом в этом замешан.

– Несостыковка, – согласилась Лу. – Это надо разъяснить.

– А я до сих пор не могу поверить, что мы сделали это, – сказал Акхил с плохо скрываемой гордостью. – Взяли и заглянули в прошлое.

– Шерлок Холмсы курвины, – промолвил Пшигода и затянулся сигаретой.

Read more >

Глава 6. Цветы и черви

 

LXVI.

Лу, Пилар, Акхил и Пшигода собрались у «окна». Окно было настоящим – прямоугольная обтянутая плотной резиной рама со стеклом, купленная из-под полы и аккуратно извлеченная из вагона Поезда, с темным, матовым, словно тонированным стеклом. Оно лежало на столике в центральном зале кирхи. По стеклу то и дело пробегала легкая рябь. Вокруг «окна» гептаграммой были выложены наполненные силой детские игрушки – три плюшевых мишки, кукла Барби без руки, самосвал, котенок и непонятное существо лилового цвета. Сама рама была испещрена колдовскими знаками и заклинаниями, тщательно вырезанными в резине, над которыми Акхил под руководством Оксаны работал последние несколько дней. Кроме того, отдельным квадратом вокруг стекла были выложены «свидетели» – выбитые взрывом камни и куски обшивки взорванного Поезда, собранные Пшигодой у музея Боде.

Все напряженно молчали, готовясь к сеансу. На коленях у Пилар лежали блокнот и несколько отточенных карандашей.

Наконец Лу вскинула руки и проговорила первые несколько слов сложного дизайнерского заклятия, разработанного специально для этой процедуры. У слов не было отдельного смысла ни в одном из языков мира – это были наборы звуков, которые наилучшим образом вступали в резонанс с оконной рамой и разложенными на столе артефактами, высвобождая их колдовской потенциал и меняя реальность согласно воле их говорившего. Рябь на поверхности стекла заметно усилилась. Предметы-«свидетели» начали настраивать «окно» на нужное место и время. Лу вливала в него новые и новые силы, свободно черпая их из кирхи. Воздух загустел, в нем появилась едва заметная дымка. На лбу у Лу выступил пот, Акхил заметно нахмурился, Пилар сильнее сжала блокнот. Их внимание было сфокусировано на стеклянном прямоугольнике. Пшигода смотрел на творимое колдовство чуть со стороны. Он был слабейшим магом из всех присутствующих, даже слабее Акхила, и уж точно понимал в происходящем меньше маленького индуса. Со временем он выработал определенную бесчувственность к колдовству, оно перестало его удивлять как таковое. И даже сейчас, когда перед его глазами происходило что-то уникальное, первая в истории попытка заглянуть в прошлое, он был внутренне спокоен и сдержан.

На стекле, словно на старой фотографии, стала проявляться картинка. На ней ничего не было понятно: всплеск острых углов, клубы дыма, вспышки яркого света, несущиеся и сталкивающиеся фрагменты реальности. «Это, наверное, сразу после взрыва, – подумал Пшигода. – Точнее, это и есть сам взрыв».

Лу начала вращать время вспять, и картинка на стекле стала меняться: сначала медленно, затем быстрее. Лу шумно выдохнула, и время разом скакнуло на несколько минут назад. Пшигода обеспокоенно посмотрел на колдунью, но Лу только улыбнулась и кивнула в сторону «окна». Там уже происходило что-то более понятное.

Они смотрели через стекло на происходящее внутри Поезда, как будто оставаясь снаружи него. Прямо у окна сидел потрепанный и усталый на вид человек в возрасте где-то между тридцатью и сорока, одетый в старую драную куртку не определяемого из-за грязи цвета. Он глядел прямо на Пшигоду, а точнее, глядел в окно, но то и дело оборачивался и рассматривал других пассажиров Поезда. Вагон выглядел полупустым: занятыми были, наверное, треть всех сидений. Человек у окна сидел на сиденье без соседей.

– Это, должно быть, Клаус, ученик Нигоша, – сказал Акхил.

– Почему?

– Помните, как Арк был одет, когда мы его только встретили? Кроме того, смотрите, он явно чего-то боится. Я думаю, это он.

– Пилар, нарисуй его, пожалуйста, – сказала Лу и остановила картинку.

Та принялась быстро-быстро рисовать незнакомца, пойманного в момент пристального разглядывания происходящего за окном. Осунувшегося, дерганного, действительно чего-то боявшегося. Грязные темные волосы, крупный нос, глаза немного навыкат.

Пилар кивнула, и Лу продолжила медленно высвобождать туго стянутую пружину времени. В поле зрения вошел новый пассажир. Крупный, в хорошем дорогом пальто, несущий большую тяжелую сумку. Через его переносицу проходил глубокий рубленый шрам. Он огляделся по сторонам, кинув взгляд будто бы сквозь наблюдающую за ним из окна компанию, а потом обратил внимание на Клауса.

– Вернись-ка на секунду, – сказал Пшигода. – Его тоже нужно нарисовать. Кажется, я его знаю.

Read more >