LXIX.
Пшигода перешел несколько улиц, миновал разрушенную церковь, служившую неформальным центром Цоо, свернул направо, потом еще раз, в переулок. Вытер ноги о коврик из мха, отодвинул в сторону гигантский лопух и спустился по скрипящим под ним ступенькам. Бар «Лопух и Клен» занимал большое полуподвальное помещение жилого дома. Как и полагалось, внутри было темно и затхло, пахло прокисшим пивом, землей и сырыми опилками, в изобилии покрывавшими пол. За стойкой бара росло причудливое ветвистое дерево и о чём-то болтало с посетителями.
– Привет, Клен, – поприветствовал его Пшигода.
– Привет, Пшигода, – ответил бармен. Голос у него был, за неимением лучшего термина, деревянный. – Так вот, – продолжил он, пока вошедший по привычке с опаской примеривался к барному стулу. При размерах Пшигоды любой хлипкий предмет мебели мог под ним просто развалиться. – Три года я дуболомил. Не срок, скажете? Ну, может быть. Но надоело это мне хуже вырубки. И пошел я к Танненбауму в корни кланяться: так мол и так.
– Мне бы поесть чего-нибудь, – сказал Пшигода, который слышал эту историю уже несколько раз.
Клен махнул ему листиками и продолжил рассказывать. На кухоньке позади барной стойки зашкворчало – два молодых отростка принялись за работу. Боковая ветка Клена разливала пиво.
Ожидая свой заказ, Пшигода с интересом рассматривал других посетителей. Бар был на удивление пуст – за стойкой кроме него сидели всего двое: молодой парень с жестким лицом, по виду из бывшей Восточной Европы, и мужичонка лет шестидесяти, которого Пшигода уже видел тут раньше. Поэтому рассказ Клена предназначался для парня. Значит, он тут новенький. Может, что-то по неопытности и сболтнет.
Пшигода сделал богатырский глоток из огромной деревянной кружки и прислушался к беседе.
– А у Танненбаума правило такое: если ты не дуболом, а честное дерево, изволь, как все, корни в землю. Нечего, мол, шляться, неприлично. Думал я, как поступить, и тут на Лопуха набрел. А он и говорит: «Родной! Давно мечтал бар открыть…»
– Ну и как оно тут? – спросил молодой посетитель. – Заработок идет?
– На жизнь хватает. Вон, поросль молодую воспитываю, – Клен кивнул кроной в сторону кухни.
Пожилой посетитель молча пил. Пшигоде принесли еду – стейк из голубя с овощным рагу. Цоо поставлял овощи всему Берлину и много на этом наваривал, из-за чего терпимо относился к приему их в пищу. Чистое вегетарианство считалось тут чем-то неприличным, вроде извращения, и даже салат из огурца было принято заедать беличьим беконом.
– А ты тут как устроился, дедуль? – спросил молодой у пожилого.
Тот крякнул, одним глотком осушил кружку и жестом заказал еще одну.
– Я до Смещения важным делом занимался, – сказал он. – А сейчас смех один, кое-как перебиваюсь. Иногда вот что-то перепадает, с этого и живу.
– А дорого тут? Я думал из Моабита сюда перебраться.
– Дорого и неспокойно, – буркнул пожилой. – И места мало, я-то знаю.
Что-то щелкнуло в голове у Пшигоды, и он вспомнил соседа по барной стойке. Он действительно иногда заявлялся в «Лопух и Клен», угощал других, сорил деньгами и надирался до неприличия. А потом, видимо, деньги у него подходили к концу, и он возвращался к своему обычному мизантропическому и бедному существованию. В один из таких «богатых» приходов он поделился с присутствующими, что до Смещения работал клерком в офисе городского планировщика. Сейчас же плечи у него были поникшие, пил он пиво, а не дорогой досмещенский коньяк, и поэтому можно было предположить, что он опять на мели.
Общительный молодой посетитель понял, что от пожилого многого не добиться, и переключил внимание на Пшигоду.
– А ты, мужик? Давно тут живешь?
– Недавно. Работу тут ищу.
– А что ты делаешь?
– А сам не видишь?
Молодой хихикнул, поднял стакан с пивом, отхлебнул. Видно было, что нашел коллегу по цеху.
– Месяца три назад, – продолжил Пшигода, – меня моя краля стала есть: заработай да заработай. Я говорю: «Что мы тут, в Кройцберге, уже заработаем? У меня руки, у тебя ноги, вот и всё». А она говорит, что в Цоо ее подружка за одну ночь разбогатела. Хахаль ейный большое дело провернул. И ей перепало.
– Это Карин, – кивнул парень с видом опытного знатока. – Ее тут все знают. Только ее хахаль прячется теперь. Видимо, разозлил кого-то. И откуда деньги, она не говорит.
– И я бы прятался, – сказал Пшигода. – Никакая Карин не нашла бы.
Они выпили еще по одной, и Пшигода, угрожающе покачиваясь, как колокол после звона, встал со стула. Кивнув Клену – его кредита вполне хватило на ужин с выпивкой, – спотыкаясь и чертыхаясь себе под нос, он выкарабкался наверх, в прохладу ночного города. Дальше шел уже нормальным быстрым шагом, твердым и уверенным. Комендантский час должен был вот-вот наступить, и нужно было срочно найти Янека.