LXVIII.

Поезд, скрипнув, остановился, раскрыл двери, и грузная нога Пшигоды в высоком кожаном ботинке ударила в перрон Цоо. Пшигода хорошо знал эту станцию и ее обитателей и теплых чувств к ним не питал. Было какое-то трудноуловимое различие между Цоо и Алексом: казалось бы, две огромные жилые зоны, обе формально нейтральные, обе под патронажем могущественных колдунов. Но Алекс был зоной условной свободы, Александр не вводил свои правила, не следил за порядком и в целом отпустил поводья контроля, из-за чего всё это, как на американском фронтире, приходилось делать самим живущим там людям, что создавало атмосферу ответственности. Цоо же был владением Танненбаума, именно здесь был один из двух официальных входов в его Рощу, растянувшуюся вдоль южного берега Шпрее от бывших Бранденбургских ворот до Шарлоттенбурга. Цоо представлял собой как бы гетто на окраине Рощи, специальный ее отросток, в котором позволялось жить кому угодно, но который всё равно существовал под строгим надзором растений. Порядок в зоне наводили сотворенные, а может, и выращенные Танненбаумом деревянные големы, прозванные в народе дуболомами, но справлялись со своей задачей они из рук вон плохо, в большинстве своем были тупы и ленивы, а кроме того, были донельзя коррумпированы, или, как тут говорили, «трухлявы». В результате тебя с примерно равной вероятностью могли ограбить и на Алексе, и на Цоо, но на Цоо это могли сделать еще и представители власти. В общем, на Алексе атмосфера была поприятнее.

А вот застройка на Цоо была гораздо свободнее, чем на Алексе, и вообще по площади бывший центр Западного Берлина давал бывшему центру Восточного сто очков вперед. Тут все жили в квартирах, никому не приходилось ютиться в палатках и караванах. Улицы и привокзальная площадь поэтому казались более пустыми, хоть и засаженными различными деревьями и кустами. Вместо мостовой везде был травяной ковер. Какой-то шутник прозвал Цоо «легкими Берлина» – зелени тут действительно было навалом, а кроме того, абсолютно запрещалось курить. Хотя хотелось страшно.

Пшигода достал из необъятного пальто маленький, тонущий в его ладони блокнот и сверился со своими записями: «Сначала, значит, в бар, потом в бордель, а потом, если время будет, и в казино. Сколько работы, kurva, сколько работы…»

До комендантского часа, когда на улицу позволялось выйти, только если ты сделан из целлюлозы, оставалось еще совсем немного времени, и Пшигода предполагал, что ему, вдобавок ко всему прочему, придется тут переночевать. Его местные подружки по понятным причинам перестали быть реалистичными вариантами, значит, нужно было найти еще и Янека и перекантоваться у него. Кроме того, хорошо было бы чем-то перекусить. Ему предстоит умственная работа, а она всегда вызывает аппетит. Значит, сначала точно бар.

Read more >

LXVII.

Лу отмотала время немного назад и поймала момент, когда новый пассажир смотрел точно на них. Пилар заскрипела карандашом, а Пшигода тем временем попытался вспомнить… Он видел его где-то на Цоо, но где именно? И в каком контексте?

Пилар закончила, и время потекло дальше, словно замедленное кино. Взгляд в окно, потом взгляд на Клауса. Узнавание в глазах. Сумка тяжело падает на пол, и в это же самое время Клаус достает из недр своих обносков жезл. Успевает поставить защитное поле за секунду до того, как человек со шрамом стреляет ему в лицо из черного матового пистолета. Пули рикошетят и летят по всему салону, задевая других пассажиров, поднимая панику и, наверное, крики. «Окно» не передает звуки, но чуть заметно вибрирует, откликаясь на самые громкие. Дальше всё идет еще быстрее, и Лу приходится изо всех сил сдерживать поводья убегающего вперед времени. Она тормозит время еще сильнее, растягивая каждую секунду в несколько раз, чтобы другие ничего не пропустили. Пилар бешено скрипит карандашом, зарисовывая положения фигур, изменения мизансцены, нанося на бумагу этот странный схематичный комикс. Клаус моментально ставит еще одно поле – на этот раз прямо около нападающего. Оно пружинисто отталкивает его, впечатывает в дальнюю стену вагона. Клаус встает, у него в руках уже два жезла. Вторым он открывает портал прямо над головой упавшего противника. Оттуда нестерпимо пышет пламя. Человек со шрамом обгорает, но пальто защищает его от основного ущерба. Он вскакивает на ноги, стряхивая с себя языки пламени, и вдруг поворачивается и снова смотрит в окно. Сквозь стекло прямо на Лу, Акхила, Пилар и Пшигоду. Последнему уже начинает казаться, что Лу снова полностью остановила время, но всё остальное двигается. Это просто человек со шрамом застыл в ожидании чего-то и не шевелится. За его спиной открывается еще один портал, к нему уже тянется смутно различимое щупальце, но уже поздно. Человек со шрамом смотрит на сумку на полу, и она взрывается. В «окне», как в калейдоскопе, смешиваются и сталкиваются фрагменты реальности, вспышки яркого света, клубы дыма, всплеск острых углов.

Заклинание кончилось. По стеклу паутинкой побежали трещины. Лу в изнеможении упала на колени.

Все присутствующие были истощены. Мозги Пшигоды отказывались работать, фокусировались то на одном обрывке мыслей, то на другом, избегая целого. Все разошлись по углам зала, чтобы немного прийти в себя и отдохнуть. Пшигода, развалившись, лежал в кресле и мучительно вспоминал, где он мог видеть этого мужика со шрамом. Точно не на Алексе, почти наверняка на Цоо. Один из наемников, которые собирались там толпами? Но какой смысл наемнику быть камикадзе? В этом взрыве не выжил никто. Никакое пальто, даже самое защищенное, даже проложенное хоть само́й Туринской плащаницей, не могло спасти ему жизнь, и это должно было быть очевидно любому, кто имел дело с боевым колдовством. Он сам активировал заряд именно в тот момент, когда Поезд проехал мимо музея Боде. Мотивация вообще не понятна.

Пшигода встал, подошел к отдыхавшей на диване Лу. Украдкой погладил ее по руке. Та улыбнулась, сжала его мясистую ладонь в ответ.

– Давайте поужинаем, – громко сказала она. – И обсудим.

Жадно вгрызаясь в ляжку белки, Пшигода пересказал команде свои мысли.

– Может быть, его семью держат в заложниках? – предположил Акхил.

– Вряд ли, – Лу откусила большой кусок горячей запеченной картофелины. Остальные вежливо дали ей прожевать. – Я думаю, пару месяцев назад в Цоо появилась очень богатая девушка. Слегка печальная, но очень богатая.

– У меня много друзей в Цоо, – сказал Пшигода. – Это будет нетрудно выяснить.

– Меня больше заинтересовал Клаус, – сказала Пилар. – Он явно был там один. Неужели он просто случайно выбрал Поезд, а тем более вагон, который потом взорвался? Он, может быть, и не взрывал его сам, но точно каким-то образом в этом замешан.

– Несостыковка, – согласилась Лу. – Это надо разъяснить.

– А я до сих пор не могу поверить, что мы сделали это, – сказал Акхил с плохо скрываемой гордостью. – Взяли и заглянули в прошлое.

– Шерлок Холмсы курвины, – промолвил Пшигода и затянулся сигаретой.

Read more >

Глава 6. Цветы и черви

 

LXVI.

Лу, Пилар, Акхил и Пшигода собрались у «окна». Окно было настоящим – прямоугольная обтянутая плотной резиной рама со стеклом, купленная из-под полы и аккуратно извлеченная из вагона Поезда, с темным, матовым, словно тонированным стеклом. Оно лежало на столике в центральном зале кирхи. По стеклу то и дело пробегала легкая рябь. Вокруг «окна» гептаграммой были выложены наполненные силой детские игрушки – три плюшевых мишки, кукла Барби без руки, самосвал, котенок и непонятное существо лилового цвета. Сама рама была испещрена колдовскими знаками и заклинаниями, тщательно вырезанными в резине, над которыми Акхил под руководством Оксаны работал последние несколько дней. Кроме того, отдельным квадратом вокруг стекла были выложены «свидетели» – выбитые взрывом камни и куски обшивки взорванного Поезда, собранные Пшигодой у музея Боде.

Все напряженно молчали, готовясь к сеансу. На коленях у Пилар лежали блокнот и несколько отточенных карандашей.

Наконец Лу вскинула руки и проговорила первые несколько слов сложного дизайнерского заклятия, разработанного специально для этой процедуры. У слов не было отдельного смысла ни в одном из языков мира – это были наборы звуков, которые наилучшим образом вступали в резонанс с оконной рамой и разложенными на столе артефактами, высвобождая их колдовской потенциал и меняя реальность согласно воле их говорившего. Рябь на поверхности стекла заметно усилилась. Предметы-«свидетели» начали настраивать «окно» на нужное место и время. Лу вливала в него новые и новые силы, свободно черпая их из кирхи. Воздух загустел, в нем появилась едва заметная дымка. На лбу у Лу выступил пот, Акхил заметно нахмурился, Пилар сильнее сжала блокнот. Их внимание было сфокусировано на стеклянном прямоугольнике. Пшигода смотрел на творимое колдовство чуть со стороны. Он был слабейшим магом из всех присутствующих, даже слабее Акхила, и уж точно понимал в происходящем меньше маленького индуса. Со временем он выработал определенную бесчувственность к колдовству, оно перестало его удивлять как таковое. И даже сейчас, когда перед его глазами происходило что-то уникальное, первая в истории попытка заглянуть в прошлое, он был внутренне спокоен и сдержан.

На стекле, словно на старой фотографии, стала проявляться картинка. На ней ничего не было понятно: всплеск острых углов, клубы дыма, вспышки яркого света, несущиеся и сталкивающиеся фрагменты реальности. «Это, наверное, сразу после взрыва, – подумал Пшигода. – Точнее, это и есть сам взрыв».

Лу начала вращать время вспять, и картинка на стекле стала меняться: сначала медленно, затем быстрее. Лу шумно выдохнула, и время разом скакнуло на несколько минут назад. Пшигода обеспокоенно посмотрел на колдунью, но Лу только улыбнулась и кивнула в сторону «окна». Там уже происходило что-то более понятное.

Они смотрели через стекло на происходящее внутри Поезда, как будто оставаясь снаружи него. Прямо у окна сидел потрепанный и усталый на вид человек в возрасте где-то между тридцатью и сорока, одетый в старую драную куртку не определяемого из-за грязи цвета. Он глядел прямо на Пшигоду, а точнее, глядел в окно, но то и дело оборачивался и рассматривал других пассажиров Поезда. Вагон выглядел полупустым: занятыми были, наверное, треть всех сидений. Человек у окна сидел на сиденье без соседей.

– Это, должно быть, Клаус, ученик Нигоша, – сказал Акхил.

– Почему?

– Помните, как Арк был одет, когда мы его только встретили? Кроме того, смотрите, он явно чего-то боится. Я думаю, это он.

– Пилар, нарисуй его, пожалуйста, – сказала Лу и остановила картинку.

Та принялась быстро-быстро рисовать незнакомца, пойманного в момент пристального разглядывания происходящего за окном. Осунувшегося, дерганного, действительно чего-то боявшегося. Грязные темные волосы, крупный нос, глаза немного навыкат.

Пилар кивнула, и Лу продолжила медленно высвобождать туго стянутую пружину времени. В поле зрения вошел новый пассажир. Крупный, в хорошем дорогом пальто, несущий большую тяжелую сумку. Через его переносицу проходил глубокий рубленый шрам. Он огляделся по сторонам, кинув взгляд будто бы сквозь наблюдающую за ним из окна компанию, а потом обратил внимание на Клауса.

– Вернись-ка на секунду, – сказал Пшигода. – Его тоже нужно нарисовать. Кажется, я его знаю.

Read more >