XXXV.
Это не входило в расчеты. Об этом даже не рассказал Гастон. То ли специально умолчал – и Лу снова почувствовала досаду, что не смогла отомстить ему сама, – то ли даже не знал об этом договоре с Лихтенхерцами. С другой стороны, она не хотела убивать именно миньонов Иммануила, хотя весь их с Аркадием план строился вокруг этого, а вот по поводу собачьих ублюдков сантиментов у Лу было гораздо меньше. Она выхватила револьвер и выстрелила в ближайшего, с мордой ротвейлера.
Пуля просвистела мимо, хундескопф отрывисто гавкнул. Лу с ужасом почувствовала, будто по ее телу ползут змеи. На самом деле ее ноги оплетали широкие кожаные ремни. Карман бешено зарычал и прыгнул на этого псоглавца, но тот просто отшвырнул его рукой. Собачка отлетела в сторону с жалобным писком. Ноги Лу оказались полностью связаны, она попыталась выстрелить еще, но хундескопф с головой овчарки дернул за один из ремней, и она с криком упала на пол. Шрам на лице горел. Она перевернулась и увидела склонившиеся над ней фигуры. Их было уже штук десять, псоглавцы и иммануиловцы вперемешку. Она узнала Павела, Фарида, Кристину, нескольких других. Ее бывшие товарищи бесстрастно наблюдали, как ремни стягивают ее руки и лишают возможности сопротивляться.
– Стойте, – сказала Лу, задыхаясь. – Подождите, вы не обязаны это делать. Вы можете… картина с двумя гвоздями, вы… можно снять Амулет, вы…
Взгляды людей, которых она считала друзьями, из-за которых она как-то раз поссорилась с Аркадием, ради которых и был придумал весь этот план с отвлечением внимания, оставались стеклянными. Они даже не выражали удивления по поводу того, что в большой тяжелой куртке оказался не Арк, а она.
Куртка ее и спасла. В самый последний момент, когда ремень уже плотно стягивал ее локти, Лу сумела вытянуть левую руку из рукава, и та осталась свободной. И всё это время, судорожно говоря бессмысленные слова, она пыталась дотянуться этой рукой до внутреннего кармана куртки. А когда дотянулась, то крепко сжала лежавшую там мельхиоровую десертную ложку.
Тело девушки выгнулось, и грудь ее будто разверзлась. Из нее, сверкая лиловыми, фиолетовыми и белыми всполохами, как бабочка из кокона, вылез Тараск. Он вываливал свое длинное массивное тело из отверстия в земле, где только что лежала Лу, разбрасывая во все стороны слизь и кислоту, исторгая ужасающие звуки и запахи, атакуя все имеющиеся чувства одновременно. Миньоны вперемешку с хундескопфами разлетелись в стороны, кто-то пытался убежать, кто-то валился на землю, зажимая руками нос и уши. Тараск издал свой финальный рев и исчез, испарился в воздухе, оставив лишь бродившее по Паппельаллее эхо и подброшенные ветром листья. А с того места, откуда он появился, ничуть не смущенная произошедшим, поднималась на ноги Лу, сумевшая разрезать ремни. Старый торговец иллюзиями, продавший им грим-брошь, долго работал с Аркадием, стараясь придать Тараску реалистичность и необходимые эффекты.
Лу подбежала к скорчившемуся на земле Карману, открыла Пасть и достала оттуда несколько жезлов и самодельный огнемёт, состоявший из монтажного пистолета и канистры с бензином. Очертив вокруг себя и песика огненный круг, Лу стабилизировала его электромагнитным полем, создав защитный купол огня. Пришедшие в себя первыми хундескопфы стали злобно ходить вокруг него, щелкать зубами и облизываться.
Это дало девушке возможность отдышаться, но не решило основной проблемы. Защитное поле не пробивалось молниями и фокусами псоглавцев, но силы Лу были не бездонными, а врагов оказалось очень много. Она лишь могла надеяться, что у Аркадия дела идут лучше, но Амулеты Верности иммануиловцев, очевидно, всё еще продолжали работать, и это пугало даже больше, чем ее собственная судьба. Именно поэтому, почувствовав легкую вибрацию трамвайных путей, проложенных на Паппельаллее, Лу не сразу осознала, что помощь пришла с неожиданной стороны. Окончательно она поняла, что случилось, когда знакомая ей дрезина со всего разгона влетела в строй окруживших ее говнюков и сукиных детей, и Ирджих, больше мира, страшнее Тараска, кинулся на ее защиту.