V.
– Арк.
Это уже не было частью кошмара. Хозяин звучал наяву, как всегда бесстрастно и четко.
– Арк. Сфокусируйся. Слушай меня.
Безумие отступало. В мареве мозга Арка мелькнул всполох разума.
– Успокойся. Приди в себя. Вспомни.
Волна облегчения нахлынула на Арка.
– Успокойся. Слушай. Слушай.
– Эй, парень!
Этот голос был совсем другим – хриплым, надрывным, человеческим. Арк оглянулся и увидел, как из дома, у подъезда которого он скорчился на земле, из окна на третьем этаже машет рука.
– Вставай! Быстрее!
Дверь в подъезд оживилась дребезгом домофона, Арк вскочил на ноги, подхватил Кармана, подобрал упавший боевой жезл, налетел плечом на тяжеленную дверь и провалился внутрь, в темноту и тишину. Дома были безопасны – безопаснее улицы. Накопившие колдовство камни и кирпичи экранировали, защищали от внешнего вмешательства. За закрывшейся дверью снаружи послышалась какая-то возня. Мигнув, зажегся свет, и наверху раздались шаги.
– Поднимайся, парень! Всё в порядке.
Арк вскарабкался на третий этаж по широкой лестнице, держа пистолет в руке. Дверь в одну из квартир была приоткрыта. Арк шагнул внутрь и попал в джунгли. Закрашено и разрисовано было всё: стены, потолок, мебель. Яркие, широкие зеленые мазки изображали листья и лианы. Они вились по коридору в сторону кухни.
– Давай! – крикнул тот же голос. – Не разувайся, так ходи.
Арк вошел в кухню. Джунгли без предупреждения переходили в радугу, а та – в гигантский, на всю стену, пацифик. Кухня не страдала избытком мебели, зато была переполнена банками с краской, мольбертами и всевозможными рисовальными принадлежностями.
– Привет! – спасительный громоподобный голос подходил своему обладателю идеально. Здоровенный, мощный мужик лет шестидесяти, в шерстяном свитере и размалеванном халате, из которого пучками торчали кисти. На голове у него была бандана, а глаза скрывались за темными очками. Нос и щеки были малиновыми, а последние еще и покрыты белой щетиной.
– Йорг, – протянул он огромную мозолистую ладонь.
– Арк.
Рукопожатие у Йорга было стальное, напоминающее пресс для машин на свалке. Затем Йорг присел на корточки и совершенно серьезно протянул руку и собаке. Песик неуверенно дал лапу.
– Это Карман, – сказал Арк.
– Хорошо, углядел вас, – Йорг выпрямился во весь рост. – Почти што вас тойфели сожрали.
– Спасибо. Мы бы там пропали.
– Пустяк! Мелочи. Чаю, што ли?
Говорил Йорг по-немецки, да еще и на страшном местечковом говоре. Арк понимал его исключительно благодаря помощи Хозяина. Немецкий он учил еще в школе, до Смещения, но даже живя в Берлине, пользовался в основном английским. Подобрав Арка на улице, Хозяин научил его понимать любой язык и говорить на нем через подсознание, колдовским методом. Это было не совсем заклинание, скорее, умение, вроде горлового пения. Мысли формулировались в понятные слова, а рот произносил их на нужном языке как бы опосредованно. На прием это работало так же, но наоборот. Арк не до конца понимал, как это происходит, но в Берлине это было довольно частым явлением. Должны же быть какие-то преимущества у колдовского апокалипсиса, правда?
От чая Арк не отказался, и Йорг сдвинул в сторону один из мольбертов, за которым оказался небольшой столик с электрическим чайником. Откуда-то взялись и стеклянные чашки, многое повидавшие, но чистые. Карман получил блюдце воды и принялся шумно лакать.
– Ты куда направлялся, пока тебя Тараск не зацепил? – грохотнул Йорг. – Во Фридрих, што ли?
– Ну да, к Осткройцу.
– К Осткройцу? А там чего? Там сейчас неспокойно. Темные дела идут.
– В смысле?
– Не слыхал, што ли? Тамошний колдун решил с Музейным островом воевать. Темные дела.
Музейный остров находился в центре Берлина и был настоящим островом на Шпрее. Представлял он собой довольно большой комплекс из старинных дворцов и огромного кафедрального собора, Берлинер Дома. Владели островом Лихтенхерцы, целая семья колдунов, совокупно, наверное, самых могущественных в Берлине, а то и в Германии. Если не считать Александра, конечно. Лихтенхерцы занимали три места из одиннадцати в Совете Города и, без сомнения, находились на самом верху любого списка опасных и влиятельных противников в Берлине. Иммануил считался их преданным вассалом. Хозяин всегда ненавидел Лихтенхерцев по собственным, хозяйским мотивам, но до открытой войны дело пока не доходило.
– Слыхал я, што Нигош поезд заминировал, и тот рванул аккурат после Хаккешер-Маркта, – продолжил Йорг. – Мост к острову повредил.
В это было трудно поверить. Закона как такового в Берлине не было, но некоторые места были объявлены нейтральной зоной, и нейтралитет этот поддерживался всеми. В числе таких мест была центральная железная дорога, проходившая по городу с востока на запад, которую звали просто Поезд. Любое нарушение мира в поездах или на станциях считалось одним из сильнейших преступлений в Берлине и каралось Советом Города неукоснительно. Кроме того, на поезда и сами пути было наложено такое количество защитных заклинаний, что вмешательство в их работу казалось попросту невозможным. Взорвавшаяся в поезде бомба была чем-то неслыханным. Впрочем, если кто-то и мог провернуть подобное, то только Хозяин. Арку стало обидно, что он ничего не знал об этом плане. “Наверняка всё дали делать Клаусу, – подумал он, – а меня шпионить за мелкой сошкой послали”. Проглотив эмоцию, он спросил:
– А это точно был Нигош? Мало ли кто…
– Да откуда ж мне знать? Я слыхал – я сказал, – рассмеялся Йорг. – Ко мне много кто ходит: и торговцы с Фридриха, и с Мауэрпарка, и с Александрплатц. Всякое говорят.
Чай закипел, и Йорг аккуратно разлил мутно-зеленую жидкость по чашкам. Она обжигала нёбо и быстро ухала в желудок. В животе у Арка заурчало. Он не ел уже около суток.