LXXXII.
Все разошлись, и Акхил остался наедине с дрезиной. Он аккуратно завел ее в старый гараж под железнодорожными путями, выбрался из кабины, залез наверх. Колдомёт был разряжен и вычищен. Акхил сел, свесил ноги вниз, достал из кармана пиджака маленькую пенковую трубку и кисет. Спокойно раскурил, собираясь с силами. Он знал, что время поджимает, но его переполнял страх. Простой человеческий страх. Он сделал затяжку, а потом рассеянно смотрел, как сизый дым, танцуя, поднимается кверху и растворяется в воздухе.
Первый раз это чувство накрыло его сразу после Смещения. Дома, в Индии, он привык к хаотично двигающимся толпам людей, к потоку лиц, напирающих со всех сторон. Или, по крайней мере, он так считал. Но в тот день в кампусе университета Гумбольдта, где он работал, прозвучала сирена. Он сначала не понял, в чём дело, вышел вслед за остальными из лаборатории на улицу. Сирена звучала, а потом резко заглохла, и тогда люди начали меняться. У кого-то отрастали добавочные конечности, кто-то просто лопался и опадал красным дождем на землю, кто-то раздувался, как воздушный шарик. Паника началась сразу же. Все побежали. Крики. Небо стало сиреневым.
Акхил затянулся трубкой, еще раз перепроверил колдомёт. Да, именно тогда он начал бояться людей, потому что при всех ужасах, которые начались, при всех невероятных искажениях и искривлениях реальности самыми страшными для него всё равно оказались простые люди. Паникующие, истеричные, глупые, превратившиеся из людей в толпу.
Снаружи раздался шум, но Акхил не обратил на него внимание. На Александрплатц всегда было шумно. Он предпочитал отсиживаться тут, в гараже с дрезиной или в кают-компании в подземном бункере Серба. Переезд в менее людный Пренцлауэр-Берг был для него настоящим спасением. Если бы не…
Если бы не необходимость жить в кирхе и быть частью замкнутого круга по использованию непонятных и опасных сил и эксплуатации людей, которым эти силы неподвластны. Всё существо Акхила противилось колдовству. Он всегда был атеистом, но это убеждение исходило из еще более глубинной веры – в то, что люди абсолютно равны. Смещение уничтожило это на корню. Люди не только перестали быть равными по своим общественным возможностям, они полностью потеряли всякую надежду на равенство. И хуже всех были колдуны, запертые в своих башнях, сосущие ресурсы и жизнь из остального города. В последнее время Акхил всё больше и больше задумывался о лицемерии собственной жизни и приходил к выводу, что…
Шум снаружи усилился. То, что он поначалу принял за обычные шумовые отходы жизнедеятельности, вдруг показалось ему чем-то более серьезным. Пол под дрезиной содрогнулся раз, другой, третий. Раздалось несколько громких хлопков. Акхил спрыгнул вниз, аккуратно положил трубку на полку и выглянул из гаража.